– Тогда не выпускай её со своего пастбища, –посоветовал другой.

– Это ты, Леммер? – спросил первый. – Да, аты – Деттон, так ведь?

– Не узнал тебя! Давно не виделись!

– Года четыре-пять, по-моему, – решил Леммер.

– Ну как идут дела в вашей деревне? –полюбопытствовал Деттон.

– Голодаем. Всё отобрали за налоги.

– Мы тоже. Едим древесные корни.

– Этого мы ещё не пробовали. Варим кожаные вещи пояса,башмаки.

– Как твоя жена? – вежливо спросил Деттон.

– Умерла в прошлом году, – глухо, бесстрастноответил Леммер. – Господин наш забрал моего сына в солдаты, и вскоре вкаком-то сражении он был убит.

Говорили, что при осаде крепости мальчика облили кипящейсмолой. После этого жена перестала есть и вскоре умерла.

– Как жаль, – посочувствовал Деттон. – Такаябыла красавица!

– Им же лучше, – объявил Леммер, – по крайнеймере, больше не мёрзнут и не голодают. А какие же корни вы едите?

– Лучше всего берёза, – посоветовал Деттон. –Ель слишком смолистая, а дуб – чересчур жёсткий. Кладёшь в котёл ещё немноготравы, чтобы запах был приятнее.

– Надо попробовать, – решил Леммер.

– Ну мне пора. Господин велел расчищать просеки, иобязательно выпорет меня, если слишком задержусь, – вздохнул Деттон.

– Может, ещё увидимся.

– Если останемся живы.

– Прощай, Деттон.

– Прощай, Леммер.

Голоса затихли вдали. Гарион долго ещё стоял, не двигаясь,отупев от потрясения; в глазах стыли слёзы жалости и сострадания к несчастным.Хуже всего было то, что эти двое даже не роптали, воспринимая всё происходящеекак обыденную, нормальную жизнь Ужасная ярость сжала горло, и внезапнозахотелось напасть на кого-нибудь и бить, бить…

Но тут в тумане вновь послышался какой-то звук. Кто-то пелвысоким чистым тенором; в песне перечислялись давно забытые обиды, а припевзвал к битве. И гнев Гариона, непонятно почему, обратился на неизвестного:дурацкие стихи о распрях, происходивших сотни лет назад, казались омерзительнонепристойными по сравнению с тихим отчаянием двух крестьян; и, не успев ничегосообразить, Гарион вынул меч и слегка пригнулся.

Пение слышалось всё ближе, и Гарион различил конский топот.Осторожно высунув голову из-за стены, он смог разглядеть шагах в двадцатимолодого человека в жёлтом облегающем трико и ярко-красном камзоле. Плащ,подбитый мехом, был откинут; длинный изогнутый лук висел на плече, а на поясеболтался меч в красивых ножнах. Рыжевато-золотистые волосы спадали на плечииз-под остроконечной шапочки с пером. И хотя песня была зловеще-мрачной, аголос исполнен страстного отчаяния, ничто не могло стереть дружелюбно-открытоговыражения с юношеского лица.

Гарион злобно уставился на пустоголового аристократа,совершенно уверенный в том, что этот поющий болван в жизни не ел никаких корнейи уж точно не скорбел о жене, уморившей себя голодом с тоски и печали.

Незнакомец повернул лошадь и, всё ещё продолжая петь,проехал через разрушенную арку в ворота, около которых сидел в засаде Гарион.

Гариону обычно совсем не была свойственна воинственность, ипри других обстоятельствах он, возможно, повёл бы себя совсем иначе. Но, ксожалению, вызывающе одетый незнакомец появился в совершенно неподходящеевремя. Гарион быстро изобрёл план, всё преимущество которого заключалось впростоте, и, поскольку препятствий к осуществлению не оказалось, всё сработалопросто восхитительно – до определённого момента. И как только молодой человекпоявился в воротах, Гарион, выскочив из укрытия, схватил его за плащ и стащил сседла.

Испуганно закричав, тот плюхнулся в слякоть.

Однако дальше дела у Гариона пошли не так гладко. Не успелон вынуть меч, как незнакомец, перекатившись, вскочил и в мгновение ока обнажилоружие. Глаза метали молнии, меч угрожающе свистнул в воздухе.

Гарион был совсем неопытным бойцом, но обладал бы строй реакцией,а тяжёлая работа на ферме Фолдора укрепила мускулы. Несмотря на гнев,подвигнувший напасть на певца, он совсем не желал причинить зло незнакомцу.

Противник держал меч легко, почти небрежно, и Гарионподумал, что хороший удар по лезвию выбьет оружие из рук щёголя.

Он быстро размахнулся, но почему-то не смог нанести удар;лезвие меча противника отклонилось в сторону, зазвенев о его собственный меч.Гарион отпрыгнул и вновь неуклюже размахнулся. Опять зазвенела сталь: воздухнаполнился звоном, грохотом, проклятиями; противники наступали и отступали,делая выпады, стараясь повалить врага. Уже через секунду Гарион понял,насколько превосходит его незнакомец, но тот почему-то не использовалпредоставившейся несколько раз возможности нанести смертельный удар, и на лицеГариона против воли появилась нерешительная ухмылка. Противник, как ни странно,широко, даже дружелюбно улыбнулся в ответ.

– Ну, может быть, довольно? – раздался голосгосподина Волка, поспешно шагающего к ним в сопровождении Силка иБэйрека. – Вы соображаете, что делаете?

С ума сошли?

Незнакомец, бросив испуганный взгляд через плечо, опустилмеч.

– Белгарат… – начал он.

– Леллдорин, – прошипел старик, – ты, видимо,потерял последние остатки здравого смысла, что ещё таились в твоей голове?

И тут разум постепенно вернулся к Гариону, именно в тотмомент, когда Волк холодно обратился к нему:

– Ну, Гарион, может, объяснишь, что здесь происходит?

Гарион тут же решил схитрить.

– Дедушка, – начал он, подчёркивая голосом этослово и бросая на незнакомца быстрый остерегающий взгляд. – Неужели тыдумаешь, что мы дрались по-настоящему? Леллдорин просто показывал, как отбитьмеч при нападении, вот и всё.

– Неужели? – недоверчиво осведомился Волк.

– Конечно! – с видом оскорблённой невинностиподтвердил Гарион. – Иначе с чего бы это нам пытаться убить друг друга?!

Леллдорин открыл рот, намереваясь что-то сказать, но Гарионтут же наступил ему на ногу.

– Леллдорин прекрасно работает мечом, – продолжалон, дружески положив руку на плечо молодого человека, – и многому научилменя всего за несколько минут.

«Кончай, – просигналил Силк, переходя на тайный языкдраснийцев, – ложь должна быть простой».